С детских лет в нем жила мечта о море, точнее, о неведомом подводном мире, о погибших бригах и каравеллах, хранящих множество жгучих тайн. Юношей он всерьез увлекся аквалангом и буквально избороздил с ним затопленные каменоломни Пенсильвании. Тогда же Берт сделал жизненный выбор: поступил в училище подводного плавания в Майами. Вскоре ему довелось принять участие в профессиональной экспедиции, организованной Музеем затонувших сокровищ во Флориде для поиска старинных кораблей — пленников океана. «Брезжила надежда, что будут найдены сокровища,— писал впоследствии Уэббер.— Их не оказалось. Но подводные операции, подъем грунта, сделанные находки настолько притягивали к себе, что я понял: надо найти средства, чтобы это стало моей профессией».

За первой экспедицией последовала вторая, затем третья, четвертая... Однако все они были неважно подготовлены, и море не сочло нужным хотя бы частично их субсидировать. Собственно говоря, не золото и серебро влекли Уэберра: «Для меня деньги никогда не были единственной целью,— говорит он.— Разумеется, -надо платить по счетам и обеспечивать семью, но меня больше всего влекут поиск, приключения, погоня за мечтой, стремление к невозможному. То, что требует мужества, бросает вызов».

И Брет бросил вызов судьбе: он решил повести самостоятельный поиск затонувших судов вблизи побережья Флориды и у Багамских островов. Но фортуна не торопилась оказывать ему свою благосклонность: проходил год за годом, но каждый раз Уэббер возвращался помой с пустыми руками. А дома его ждали жена и четверо детей, накормить которых даже самыми сладкими грезами, увы, не удавалось. Экспедиционное межсезонье приходилось заполнять весьма далекой от морской романтики деятельностью: работать на заводе у конвейера, торговать книгами, перебиваться случайными заработками. Но мечта продолжала оставаться для него путеводной звездой.

Неудачи случайных поисков навели Уэббера на мысль о том, что все усилия нужно сосредоточить на каком-либо конкретном корабле, место гибели которого приблизительно известно. И вот тогда-то близкий друг и помощник Берта Джим Хаскинс напомнил о знаменитом «Консепсьоне», или, как его иногда называли, «галеоне Фипса». «Мне кажется,— поделился своими раздумьями Джим,— там еще осталось много сокрытых морем богатств. Все записи говорят о том, что Фипсу не удалось найти корму судна, заросшую кораллами». Идея пришлась Уэбберу по душе, и вскоре друзья отправились за океан, чтобы порыться в »ест-индских архивах Севильи, познакомиться с документами морского музея в Мадриде и Британского музея в Лондоне. На это ушло у них долгих четыре года.

«Чем больше я анализировал записи,— вспоминал спустя несколько лет Уэббер в книге «Утраченные сокровища «Консепсьона»,— тем больше крепла во мне уверенность, что успех возможен и следует сделать попытку. Изучив уже достаточно материалов, я занял деньги у одного чикагского банкира, добился исключительного права на поиски у правительства Доминиканской Республики и достал карту аэрофотосъемок. В 1977 году я начал одну из самых основательно подготовленных экспедиций, которая когда-либо отправлялась к Серебряной отмели».

Почти полгода группа подводников Уэббера провела у рифов. Были обнаружены обломки 13 погибших здесь судов. Их местоположение Берт нанес на карту и передал ее в соответствующее ведомство Доминиканской Республики. Однако даже на след «Консепсьона» напасть не удалось. Но ведь не мог же галеон исчезнуть. Значит, нужно продолжать поиск.

Уэббер возвращается домой в Чикаго. Благодаря финансовой помощи веривших в него друзей и знакомых он основывает фирму «Си квест интернэшнл» и вновь направляет Хаскинса в Испанию для продолжения архивной «разведки». Там-то и произошло событие, которое привело в дальнейшем к удаче. Роль доброй феи в этом сыграла молодая канадка Виктория Стаппелс-Джонсон, по поручению профессора Лондонской школы экономики Питера Эрла изучавшая по испанским документам историю «Консепсьона». Виктория поведала Джиму о том, что ее шеф собирает материал для своей будущей книги о флоте именно тех времен, к которым относится и год гибели серебряного галеона.

Когда об этом узнал Уэббер, он тут же решил связаться с профессором Эрлом. «Как знать, думали мы, вдруг у него окажется та ниточка, которой недостает нам,— рассказывает Берт.— Разве могли мы предположить, что у профессора уже давно имеется утраченный, казалось бы, ключ ко всему делу: судовой журнал корабля «Генри»?» Чем уж сумел Уэббер расположить к себе английского ученого, трудно сказать, но как бы то ни было, вскоре он держал в руках копию рукописи, нах первой странице которой характерными для старинного письма буквами сообщалось: «Журнал нашего путешествия начинается с Божьей помощью в 1686 году на борту корабля «Генри» под командованием Фрэнсиса Роджерса, направляющегося к банке Амброзия, что к северу от острова Эспаньола, в компании с «Яковом и Мэри» под командованием капитана Уильяма Фипса на поиски затонувшего испанского галеона, в чем да поможет нам Бог».

Если с судовым журналом «Якова и Мэри» были знакомы многие, то журнал «Генри» на протяжении трех столетий фактически находился вне поля зрения историков и искателей сокровищ. Среди множества книг и рукописей он хранился в частной библиотеке в имении английского лорда Рамни, пока не был извлечен на свет. Но именно «Генри» первым подошел к тому злосчастному рифу, где покоился «Консепсьон», поэтому в его судовом журнале фигурировали точные координаты серебряного «прииска». Журнал же основного судна хранил записи уже об операциях по подъему сокровищ.

Должно быть, ни одну книгу в своей жизни Уэббер не листал с таким волнением, как те страницы, что передал ему Эрл. «Когда я в Англии прочитал судовой журнал «Генри», то понял, что в 1977 году мы прошли над тем самым местом. Но поскольку «Консепсьон» был слабой мишенью для нашей магнитометрической аппаратуры, мы его не обнаружили».

Примерно в то же самое время, когда происходили описываемые события, в области магнитометрии свершилась подлинная революция: канадская фирма «Вариант ассошиэйтс», специализировавшаяся на выпуске магнитометрических приборов и систем, создала принципиально новый переносной магнитометр. Уэббер числился консультантом этой фирмы, и ему как уже широко известному исследователю подводного мира было поручено провести практические испытания прибора. С ним аквалангист мог нырять к самому подножию рифа и обнаруживать металл даже тот, который был укутан трехметровым слоем песка или забаррикадирован окаменевшими кораллами.

Пришлось занять еще почти полмиллиона долларов и вновь бросить якорь у хорошо знакомых рифов. На этот раз фортуна явилась на свидание с членами экспедиции уже через пять дней: во время одного из погружений «Консепсьон» был найден. «Фипсу казалось,— пишет Уэббер в своей уже упоминавшейся книге,— что кораллы поглотили кормовую часть судна, закрыв доступ к основным сокровищам. Лишь благодаря повторной находке три столетия спустя мы поняли, что кормы здесь не было. Видимо, вскоре после катастрофы сильнейший шторм расколол «Консепсьон» надвое. Кормовую часть перебросило через риф и протащило примерно метров 120, прежде чем она легла на дно кораллового каньона. Там я и обнаружил ее с помощью магнитометра. Здесь оказалась основная часть утерянных сокровищ и ремесленные изделия».

Начались трудовые будни, но Берт и его сподвижники твердо верили, что праздник уже не за горами. Чтобы его приблизить, пришлось напряженно работать почти год: нужно было разрушить и удалить сотни тонн коралловых наростов, прочным панцирем сковавших обломки галеона вместе с его драгоценным грузом. Но наконец путь к сокровищам открыт. Наступило время, когда каждое погружение было уже не в тягость, а в радость: словно проникшись симпатией к группе Уэббера, море щедро вознаграждало подводных тружеников за упорство и трудолюбие.

Вот найдено множество серебряных монет чеканки 1640 года (кстати, они-то и подтвердили, что найден именно «Консепсьон», потерпевший крушение, как помнит читатель, в 1641 году). Следом на палубу поискового судна водолазы поднимают две крупные золотые цепи, изготовленные в Китае. День ото дня растет гора серебряных слитков — их набралось несколько тонн! Большой интерес вызвали китайские фарфбровые чашки эпохи династии Мин, которая правила страной без малого три столетия, но сошла с исторической

сцены через три года после гибели «Консепсьона». Любопытно, что чашки неплохо перенесли шторм и удары галеона о рифы: из 30 штук только две оказались разбитыми. В том же сундуке, где находился фарфор, была обнаружена и контрабанда: какой-то хитрец, надеясь обмануть испанских таможенников, спрятал в двойном дне сундука толстый слой серебряных монет. Но еще прежде кто-то надул самого контрабандиста: среди его тайного груза оказалось немало поддельных монет довольно тонкой работы, свидетельствовавшей о высоком мастерстве новосветских фальшивомонетчиков той поры. Со дна моря подводники извлекли навигационные приборы «Консепсьона»: три астролябии и крестообразный нивелир.

Добычу группы специалисты оценили во много миллионов долларов. И хотя половину из них, согласно договору, пришлось отдать правительству Доминиканской Республики, в территориальных водах которой покоятся останки «галеона Фипса», доход основанной Уэббером фирмы оказался весьма солидным. Вместе со значительными материальными средствами Берт приобрел и высокую международную репутацию как исследователь подводного мира. Научный подход к делу, участие в разработке и испытании нового оборудования для морских поисков, бережное отношение к находкам, имеющим большое археологическое значение,— все это выгодно отличает Берта Уэббера от тысяч алчных искателей сокровищ, готовых ради блеска золота крушить все и вся, взламывать и расхищать подводные «склады», нисколько не заботясь об исторической и культурной ценности многих «неблагородных» грузов затонувших кораблей прошлого.

У читателя могло сложиться впечатление, что стоит только начать подводные поиски, как вскоре придет удача по принципу веселой песенки, чересчур оптимистично утверждающей, что «кто ищет, тот всегда найдет». Увы, это далеко не так: ведь и «Волгу» выигрывает отнюдь не каждый купивший лотерейный билет. И Мел Фишер, и Барри Клиффорд, и Берт Уэббер, с которыми вы смогли познакомиться,— лишь единичные избранники фортуны из многомиллионной армии тех, кто пытался и пытается найти счастье на подводных золотых или серебряных приисках. Но кто сосчитал все разочарования или неудачи, выпавшие на долю подавляющего большинства этих искателей сокровищ? Кто знает, сколько драм и трагедий свершилось на этом скользком пути?..

Пожалуй, тысячу раз прав Жак Ив Кусто, тоже, как вы знаете, отдавший дань поискам затонувших сокровищ, но практически так и не нашедший их: «Жизнь и напряженная деятельность,— говорит знаменитый ученый и путешественник,— вот подлинное сокровище».

Если появится интерес читателей позже выложу про тёзку "Консепсьона"