Под прикрытием огневой завесы в пороховом дыму продвигались вперед линии пехоты в батальонных колоннах. При приближении к врагу на дистанцию действительного ружейного огня батальонные колонны, шедшие с большими интервалами по фронту, могли развертываться в линии. Застрельщики тогда отходили к флангам или за фронт линий, прикрывая их, а батальоны открывали огонь рядами. Впрочем, огонь пехоты был лишь вспомогательным средством в силу несовершенства оружия, и стрелять поэтому старались как можно меньше и лишь в тех случаях, когда надо было остановить противника или выиграть время, чтобы оценить его позиции и маневры. После выполнения этих задач линии вновь сворачивались в колонны, которые продолжали свое движение к противнику.

Движение колонн, которое поддерживалось интенсивным артиллерийским огнем, должно было начинаться медленно, но с постепенным ускорением. Нельзя было терять слаженности и порядка, твердо сохраняя заданное направление; нужно было добиться прямолинейного движения войск вперед при постоянном равнении колонн, которые должны были броситься на врага в штыковую атаку одновременно в нескольких местах по фронту, лишая противника возможности перебросить или снять откуда-то подкрепление. В ста шагах от вражеского строя колонны удваивали шаг, а в двадцати пяти - бросались в атаку бегом. Поддерживая пехоту, легкая и тяжелая кавалерия старалась заставить противника перестроится в каре, уменьшив количество мушкетов и пушек, обращенных ко фронту, а батареи конной артиллерии на максимальной скорости выдвигались вперед и начинали расстреливать в упор удобные цели.
При умелой координации всех компонентов "рецепта Наполеона" во вражеском фронте вскоре начинала зиять большая брешь. Этот момент был краеугольным камнем тактики Бонапарта; он был настолько важным для успеха всего сражения, что для его наступления император был готов нести тяжелые потери. В бой иногда бросался последний резерв, но наметившуюся в строю противника слабину старались расширить всеми силами. И вот в нее, перестроившись после первых атак, в блеске обнаженных клинков и грохоте копыт врывалась тяжелая кавалерия, чтобы развить успех прорыва, громя противника с тыла, пока под таким напором не рушился весь его фронт.

Прорыв строя противника обычно означал победу. Но противник почти никогда не бывал окружен и разгромлен полностью - некоторая его часть всегда успевала отойти. Поэтому занавес не закрывался: начиналось преследование. Легкая кавалерия и драгуны в сопровождении конной артиллерии были во главе его; за ними шли колонны усталой, но торжествующей пехоты. Уцелевшего противника нещадно преследовали до полного его разгрома или сдачи в плен.

При построении в колонну, при её сравнительно небольшом фронте, проблема равнения строя так остро не возникала. Из-за плотного построения и давления со стороны задних рядов, было много легче маршировать на более высокой скорости, а так же поддерживать соответствующее равнение в рядах.

Использование колонн и линий явилось причиной научных дебатов во французских военных кругах незадолго до Революции; они разделили их на два лагеря. Представитель первого, Месниль-Дюран, излагая свои мысли в "Fragments de tactique", являлся сторонником ordre profound, т.е. быстро-двигающейся колонны, на манер македонской фаланги, способной сокрушить врага холодным оружием. Его оппонент, полевой маршал де Губер, в своей работе "Essai Gйnйrale de Tactique" (Paris, 1772) предлагал комбинацию в использование колонн и линий. Он поддерживал систему ведения огня при построении в линию, тогда как перестроение в колонну являлось лишь методом быстрого передвижения войск при их выдвижении на линию огня, или концентрации для предстоящего введения батальонов в бой. Сражение, как таковое, предполагалось вести в составе колонн, предназначенных для овладения важными ключевыми "пунктами" позиции (строения, редуты или бреши в фортификационных сооружениях), но войскам было предписано разворачиваться в линии для защиты против действий неприятельской пехоты или в каре - против кавалерии. Все это было необходимо для достижения максимального эффекта при ведении ружейного огня. Де Губер писал, что "основным и базовым формированием должно быть то, которое способствует ведению огня, т.е. линия"1; тем не менее, многие командиры предпочитали оставлять свои войска в колоннах для атаки до момента непосредственного соприкосновения с противником. Такое мнение прямо исходило из рассуждении о том, что являлось более опасным - остановить продвижение и начать развертывание в линию, нежели прямо атаковать врага сходу.2

Все это косвенно послужило основой для предначертания новых положений, позднее зафиксированных в Уставе 1791 г. как "колонна к атаке". Хотя, сам де Губер видел данное построение, как необходимость для успешного продвижения войск вперед, применяемое скорее для того, что бы смешать и отбросить врага, чем уничтожить его. Так как он не принимал в расчет того, что последняя (третья) шеренга "подталкивала" вперед две впереди стоящие шеренги, он также и не строил свои расчеты на том, что глубина формирования должна обязательно принести успех. Таким образом, для него, штыковая атака должна была быть одинаково эффективна - как при построении войск в колонну, так и при их линейном развернутом строе.3

Так зарождался знаменитый ordre mixte, "смешанный" боевой порядок. Впрочем, проверить его на практике предстояло бойцам революционных полубригад и солдатам Великой Армии в горниле боёв 1792-1815 годов.

По исследованиям, представленными Дж. Нафзигером, к началу военных действий 1792 г., передовое офицерство королевской армии, в большинстве своем, достаточно хорошо разобралось в теоретических спорах между де Губером, сторонником совокупного применения линий и колонн, и Месниль-Дюраном, настаивающего на использовании таранного удара колонн, как единственно верного и "современного" способа ведения боя.4 Невзирая на разлад во мнениях, большинство, тем не менее, признавало, как необходимое условие, использование линейного боевого построения для ведения огня и применение колонн при атаках на полевые укрепления, населенные пункты и т.д.

Де Губер предложил единственно правильную для своего времени форму сочетания идей линейной формации с тактикой колонн. По его воззрениям, колонна являлась необходимым формированием для быстрого выдвижения на рубеж атаки, где она придет в соприкосновение с противником посредством ружейного огня, предшествующего удару в штыки. Это должно внести смятение в ряды врага и поколебать его решимость; хотя данные о многочисленности штыковых ран и не подтверждаются строевыми рапортами. На деле, вероятно, либо неприятельские войска отступали с занимаемой позиции, либо останавливали наступающую колонну плотным ружейным огнём и, в свою очередь, контратаковали.

Знаменитый генерал Ш.-Ф. Дюмурье (1739-1823) был другом де Губера; в 1792-м и начале 1793-го г. он командовал Северной армией и использовал сочетание колонн и линий. К тому же было отмечено, что вновь прибывшие на фронт волонтеры гораздо легче держат равнение в колонах, чем в длинных трехшереножных линиях, требующей все же специальной подготовки. Для регулярных же войск ранние сражения революционных войн подтвердили всю правоту комбинирования тактики колонн и линий.

Так, на начальном этапе сражения при Жемаппе 6 ноября 1792 г., французские войска были развернуты в линии, чтобы избежать потерь от артиллерийского огня. Когда прозвучал сигнал к атаке, батальоны расположенные в центре позиции были перестроены в колонны подивизионно. Французские генералы предполагали, что батальонные колонны будут перестроены в линию для решительного удара.

Наступающие колонны замедлили свое движение при подходе к неприятелю. Генерал А. Дампьер (1756-93) командовавший частями наступающих, писал: "Мы маршировали в колоннах приблизившись на расстояние одной четвертой выстрела из пушки (ок. 200-225 шагов). Так как мы теряли людей, генералы Дюмурье и Бернонвиль приказали мне перестроится из колонны в линию…Мы исполнили маневр, как будто на плацу… Как только восемь батальонов развернулись, я скомандовал идти вперед и бить 'в атаку', что и было исполнено."5

Французские армии редко разворачивались в линейный боевой порядок целиком по всему фронту. Это случилось, пожалуй, когда под Маренго войска, отступая, выравнивали линию фронта. Линейное построение превалировало на уровне дивизии или, чаще, на уровне бригады. К такому построению прибегали, когда, например, данное подразделение готовилось войти в соприкосновение с неприятелем, или, оставаясь в таком порядке, прикрывало развертывание или отступление остальных частей. И только в сражении при Майде (Maida) в Калабрии, Италия, французская пехота была построена в полный линейный боевой порядок, и используя это построение, начала решительное наступление.

В этом небольшом столкновении, имевшим место 4 июля 1806 г., французские войска под командованием генерала Ж.-Л. Ренье (1771-1814), потерпели поражение от примерно равного им по численности британского корпуса под командой генерал-майора Дж. Стюарта. Это сражение и, в частности, боевой порядок сторон, на долгое время породили споры в англоязычной литературе в извечном вопросе "тактики колонн против линий", основоположником которого явился корифей британской истории наполеоновских войн сэр Чарльз Оман. В цикле лекций, предложенных аудитории еще в 1907 г., им было высказано предположение, прочно утвердившееся до недавнего времени в мировой литературе, что французы в этом сражении атаковали в глубоких колоннах. И только оригинал рапорта Ренье, написанный 5-го июля на имя короля Неаполя Жозефа Наполеона проливает свет на данное событие:

"К 9 утра я начал выдвигать свои войска. 1-й легкий и 42-й линейные полки, силою до 2.400 человек, под командою генерала Компера, пройдя через реку Ламато построились в развернутую линию ("en bataille". Прим пер.) упершись левым флангом в Ламато. 4-й батальон 1-го Швейцарского полка и 12 рот 1-го Польского полка, силою в 1.250 человек, под командой генерала Пейри также прошли через Ламато, сформировали вторую линию за правым флангом 42-го линейного, образовав мой центр.

23-й легкий полк, силою 1.250 человек под командой генерала Дигонне закончил построение на моем правом фланге. 4 орудия легкой артиллерии 9-й конно-егерский полк под общим командованием генерала Франчески стали частью моего центра."6

По исследованиям историка Жана Лоше, занимавшегося этой проблемой, неверно понятый Оманом термин "en bataille", означающий только развернутую боевую линию, согласно Устава 1791 г., наложил отпечаток на последующее изучение тактики, по которой предполагалось, что французы-де всегда атаковали в глубоких колоннах. Будучи прекрасным историком, сэр Оман не имел специальных военных знаний, необходимых для правильного осмысления некоторых тонкостей военной терминологии. Тем не менее, ввиду его блестящей репутации, эта и другие ошибки того же плана продолжают кочевать по страницам многих англо-американских изданий, и только в последнее время они начали подвергаться военно-историческому анализу совокупно с введением в оборот все большего числа источников.7

Мушкетеры были основной массой русской пехоты; они сражались в плотном строю (линия, колонна или каре). Могли успешно вести как стрелковый, так и рукопашный бой. Имели на вооружении мушкет, штык и тесак. Поскольку русская армия испытывала острую нехватку легкой пехоты, временами линейную пехоту выделяли для действий в стрелковой цепи, хотя в первом десятилетии XIX века у русской пехоты отсутствовали навыки прицельной стрельбы.

Егеря двигались рассыпной цепью впереди войск, обстреливали противника с дальних дистанций, разрушая его строй, "подготавливая" его для основной атаки своих войск. Кроме того, они предназначались для обстрела противника из-за естественных укрытий или из домов, для боя в лесу или на сильно пересеченной местности. Но егеря не могли формировать плотного, "жесткого" строя, и в силу этого были легко уязвимы для атак кавалерии. Были вооружены укороченным мушкетом, штыком и полусаблей (тесаком).

Могли успешно вести как стрелковый, так и рукопашный бой. При построении в каре могли эффективно противостоять атакам кавалерии. Вооружались мушкетом образца 1777 года, штыком и тесаком (последним - только до 1805 года).

Могли успешно вести как стрелковый, так и рукопашный бой. В рукопашном бою имели несомненные преимущества перед другой легкой пехотой. Кроме того, метая гранаты, гренадеры могли наносить вред укреплениям и зданиям противника. Были вооружены пехотным мушкетом со штыком, полусаблей, гранатами.

Во время эпохи Наполеона Банапарта, гранаты гренадёрами, как правило неприменялись.

Так, в 1805 году, сила кавалерийского корпуса Мюрата доходила до 22 тысяч кирасиров и драгун и 1 тысячи человек конной артиллерии. В составе Великой армии в кампанию 1812 года, кроме приданных корпусам легких кавалерийских дивизий, входило еще 4 резервных кавалерийских корпуса генералов Нансути, Монбрена, Груши и Латур-Мобура (под общим командованием Мюрата) - 208 эскадронов, то есть более чем 38 тысяч всадников.

Вскоре после принятия императорского титула Наполеоном был разбит под Булонью большой лагерь, где войска обучались массовому маневрированию в боевых порядках. Сам император в силу своего "артиллерийского прошлого" не мог быть подробно знаком со всеми нюансами кавалерийского дела, но он отлично чувствовал разведывательный и охранный потенциал кавалерии, а также ее возможности в атаке. Наполеон, понимавший, что его коннице недостает маневренной способности конницы Фридриха Великого, старался восполнить этот недостаток большими массами ее, в результате чего французская кавалерия стала ходить в атаку рысью, потому что лишь на этом аллюре масса всадников могла соблюдать должные порядок и сомкнутость.
Однако подобная атака вызывала такие потери в живой силе и лошадях от огня пехоты и артиллерии, что были приняты особые меры для уменьшения их количества. Тяжелая конница (а позже - и карабинеры) получила кирасы и каску - и кирасиры скоро заслужили громкую славу своими ратными подвигами, нередко влиявшими на исход всей кампании.

В армии Наполеона присутствовала конница всех родов. Так, после боя при Боргетто в 1796 году был сформирован отряд гидов, главная обязанность которых состояла в охране Бонапарта. В отряде были одни ветераны - солдаты, прослужившие более 5-и лет, и отобранные с особой тщательностью. Он стал предтечей Консульской гвардии, которая впоследствии разрослась в небольшую армию - Императорскую гвардию.

Конные карабинеры в армии Франции при Наполеоне были сведены в 2 полка. К 1791 году их вооружение состояло из палаша, карабина со штыком и пистолета; позже их перевооружили мушкетами английского производства (без штыков), захваченными в одном из австрийских замков.

Полки кирасиров в Великой армии были сформированы в декабре 1802 года из 5-го, 6-го и 7-го конных полков. Они оказались таким важным фактором на поле боя, что в 1804 года еще 9 конных полков получили кирасы (и каски вместо шляп). К 1812 году кирасирских полков у французов было 14.
Кавалерия Наполеона. Кирасиры

Кирасиры, как род тяжелой кавалерии, официально появились во французской армии в 1801 г.
В этом г был создан 1-й полк, а массово кирасирские полки стали создаваться в 1803 г. Всего во времена Империи существовало 14 кирасирских полков.

Обычно каждый полк состоял из 4 эскадронов по две роты в каждом. В первые годы Империи численность кирасирского полка должна была составлять 820 человек (на практике она составляла примерно 540 человек). В кирасиры набирались люди ростом от 1,70 до 1,80 м.

В 1799 г французская кавалерия насчитывала 83 полка (2 карабинерских, 25 кавалерийских - так называли полки тяжелой кавалерии, 20 драгунских, 23 конно-егерских и 13 гусарских). Главной идеей Наполеона было соединение разрозненных кавалерийских полков в мощные группировки, предназначенные для прорыва линии фронта противника и развития тактического успеха. Он любил говорить: "Кавалерия полезна до, во время и после сражения".

В 1801 г после реорганизации кавалерийских полков стало 78 (2 карабинерских, 12 кирасирских, 30 драгунских, 24 конно-егерских и 10 гусарских). Полки состояли из эскадронов, а эскадроны - из рот. Численность эскадронов в полках постоянно варьировалась, но в основном их было четыре. Первая рота каждого полка считалась элитной, и в нее были сведены все лучшие кавалеристы полка. Исключение составляли лишь карабинеры и кирасиры, которые все считались элитой кавалерией.

Кроме армейских корпусов, в каждом из которых имелась дивизия или бригада кавалерии, Наполеон создал еще и так называемый кавалерийский резерв, состоявший из двух дивизий кирасир, четырех дивизий конных драгун и по одной дивизии пеших драгун и легкой кавалерии. Кавалерия при Наполеоне превратилась в грозное оружие. Каждый вид кавалерии был тщательно определен и предназначен для определенной цели: тяжелая кавалерия (кирасиры и карабинеры) предназначалась для пробития брешей в рядах противника; драгуны могли сражаться и в конном, и в пешем строю, добавляя пехоте огневой мощи; легкая кавалерия выполняла разведывательные функции, прикрывала отходы и преследовала разбитого противника.

Огромный ущерб французской кавалерии был нанесен в 1812 г во время похода в Россию (из примерно шестидесяти тысяч лошадей под седлом осталось не более трех тысяч), и лишь неимоверные усилия позволили императору компенсировать потери за счет новых наборов людей и лошадей.
1-й кирасирский полк
В тот же год поступил на службу Франции.
В 1791 г был переименован в 1-й кавалерийский полк.
В 1801 г стал кирасирским, а в 1803 г получил 1-й порядковый номер.
Расформирован в 1815 г.
Командиры:

• 1791 - де Клермон-Тоннерр;
  
• 1792 - Дешам де ля Варенн;
  
• 1793 - Донкур и Майяр;
  
• 1795 - Северак;
  
• 1797 - Жюинэ;
  
• 1798 - Маргарон;
  
• 1803 - Гитон;
  
• 1805 - де Беркейм;
  
• 1809 - Клер;
  
• 1814 - де ля Мот Гери;
  
• 1815 - Орденер.
  

В самой Франции с 1717 года последовательно принимались на вооружение различные модификации ружей с замком Вобана. Последним из этого "модельного ряда" стало пехотное ружье, принятое на вооружение в 1777 году; именно с ним французский пехотинец и прошел все войны времен, как Революции, так и Империи. Хотя в 1801 году (или в IX году Республики) это оружие и было немного усовершенствовано, изменения были столь поверхностными, что несмотря на официальное название ("Ружье 1777 года, модифицированное в IX году"), его почти везде, в том числе и в официальной корреспонденции, продолжали именовать просто "Ружье модели 1777 года". Надо сказать, что во время острой нехватки оружия в молодой республике появилось так называемое "Ружье республиканской модели № 1", но и оно было не чем иным, как тем же ружьем образца 1777 года, но изготовленным более кустарно и с использованием ряда деталей от ружей устаревших систем.

Общая длина основного оружия французской пехоты составляла около 1,5 м при длине ствола 1,1 м; его вес колебался у отметки в 4,5 кг, калибр был равен 17,5 мм, а стоило ружье от 24-х до 34-х франков - в зависимости от места изготовления и используемых материалов. Средняя скорострельность такого оружия в руках бывалого солдата составляла 2-3 прицельных выстрела в минуту. Штык со штыковой трубкой имел общую длину 48 см при длине клинка 40 см; его вес был равен примерно трети килограмма. Стоит добавить, что, например, в России в 1808 году было принято на вооружение ружье, являющееся практически точной копией французского; лишь в мелочах отличались от него и ружья, использовавшиеся в других армиях Европы.

Вес мушкетной пули до Революции был равен 25,5 г, а после Революции стал составлять 23,0 г. Эта характеристика может показаться странной, но политические события, оказывается, могут иметь к весу пули непосредственное отношение. Дело в том, что пули к ружьям того времени всегда изготовлялись несколько меньшего диаметра, чем калибр ствола. Ненужный, казалось бы, зазор был на самом деле необходим для того, чтобы при выстреле не произошло разрыва ствола из-за неизбежных неровностей внутренних стенок последнего. Чем более кустарным было производство, тем больше возрастала вероятность разрыва; именно потому - из-за резкого снижения качества производства ружей в период Революции - и было приказано изготовлять не 18 пуль из фунта (французский фунт - 459,51 г) свинца, как делалось раньше, а 20.Уменьшение веса и диаметра пуль - и, следовательно, увеличение зазора между пулей и стенками ствола - несколько уменьшило убойную силу и точность стрельбы, но зато сделало более безопасным использование мушкетов. В эпоху Консульства, уже после восстановления нормального производства стрелкового вооружения, было решено все же не возвращаться к старому весу пуль из тех же соображений безопасности.
Каковы же были боевые возможности этого ружья, бывшего долгое время универсальным оружием европейской пехоты? Несмотря на большую степень его унификации почти во всех армиях континента, в исторической литературе боевые характеристики пехотного мушкета наполеоновской эпохи - скорострельность, дальнобойность и пр. - сильно разнятся. Дело в том, что большинство авторов приводят не абсолютные цифры (например, дальнобойности при определенном угле возвышения), а параметры эффективности, на которые может косвенно влиять огромное количество других факторов. Не стоит забывать, что гладкоствольное кремневое ружье, несмотря на относительное совершенство, было инструментом, требовавшим от стрелка немалой сноровки для успешного использования. Например, скорострельность ружья зависела в основном лишь от навыка, а точность огня определялась не только верностью прицела, но и тем, насколько бережным и постоянным был уход за оружием.

Кавалерийский карабин (мушкетон)
Это сильно укороченное ружье использовалось гусарами, конными егерями и кирасирами. В основ-ном наполеоновская кавалерия была вооружена мушкетонами образца 1801 года, однако использова-лись и более ранние модели - 1786 и даже 1766 года (последние, по свидетельствам современников, встречались преимущественно в гусар-ских полках). Основное отличие кавалерийского мушкетона от пехотного или драгунского мушкета заключалось в размере: общая длина этого оружия составляла всего 114,5 см, а вес - 3,289 кг. Прочими отличиями были калибр - 17,1 мм и способ ношения - по-кавалерийски, через плечо.

В эпоху Наполеона мушкетон был весьма распространенным оружием: только за период с 1802 по 1815 гг. мануфактуры Империи (Мобеж, Шарлевиль, Версаль, Турин и пр.) выпустили 221 420 единиц. И это несмотря на то, что по своим тактико-техническим данным мушкетон значительно уступал пехотному ружью. Так, например, при стрельбе из ружья с рассто-яния в 450 шагов (примерно 300 м) необходимо было целиться в шляпу неприятеля, и эта дистанция была предельной для более-менее прицельного выстрела. Из муш-кетона же подобным образом нужно было целиться с расстояния в 195 шагов (125 м), то есть дистанция пре-дельной стрельбы была в 2,5 раза меньше, чем у ружья. Тем не менее, мушке-тон широко использовался легкой конницей, поскольку был незаменим для службы на передовых постах, в боевом охранении, а также в случаях, когда ка-валеристы были вынуждены вести бой в пешем строю. Впрочем, огнестрельное оружие могло быть для кавалерии тех лет лишь оборонительным, чтобы в случае необходимости удерживать врага на некоторой дистанции. Эффективно использовать мушкетон в атаке было практически невозможно.