В Иерусалимском и в Антиохийском государствах во главе правления стояли женщины: в Иерусалимском — королева Мелисенда Иерусалимская, мать Балдуэна III; в Антиохийском с 1149 года — Констанция, вдова князя Раймунда. Начались придворные интриги, престол окружили временщики, у которых недоставало ни желания, ни умения стать выше интересов партии. Мусульмане же, видя безуспешность попыток европейских христиан освободить Святую землю, начали наступать на Иерусалим и Антиохию с большей решительностью; особенную известность и роковое значение для христиан приобрел с середины XII века Нуредин, эмир Алеппо и Мосула, стоявший гораздо выше христианских государей по своему характеру, уму и пониманию исторических задач мусульманского мира.

Нуредин обратил все свои силы против антиохийского княжества. В войне Раймунда Антиохийского с Нуредином, которая велась в течение 1147—1149 годов, антиохийцы не раз были разбиты наголову, в 1149 году пал в одном из сражений сам Раймунд. С тех пор положение дел в Антиохии стало не лучше, чем в Иерусалиме.

Все события второй половины XII века на Востоке группируются главнейшим образом около величественной импозантной фигуры Нуредина, которого затем сменил не менее величественный Саладин. Владея Алеппо и Моссулом, Нуредин не ограничился тем, что стеснил антиохийское княжество, он обратил внимание и на положение королевства Иерусалимского.

Еще в 1148 году иерусалимский король, направив Конрада на Дамаск, сделал большую ошибку, которая сказалась сразу же после Второго крестового похода. Она повлекла за собою весьма печальный исход: Дамаск, теснимый иерусалимскими крестоносцами, входит в соглашение с Нуредином, который делается владетелем всех крупнейших городов и главнейших областей, принадлежащих мусульманам. Когда Нуредин захватил в свои руки Дамаск и мусульманский мир увидел в Нуредине самого крупного своего представителя, положение Иерусалима и Антиохии постоянно висело на волоске. Из этого было видно, как непрочно было положение восточных христиан и как оно постоянно вызывало необходимость содействия со стороны Запада.

В то время как Палестина постепенно переходила в руки Нуредина, на севере возрастали притязания со стороны византийского царя Мануила Комнина, который не упускал из виду вековой византийской политики и употреблял все меры, чтобы вознаградить себя за счет ослабевших христианских княжеств. Рыцарь в душе, человек в высшей степени энергичный, любящий славу, царь Мануил готов был осуществлять политику восстановления Римской империи в ее старых пределах. Он неоднократно предпринимал походы на Восток, которые были для него весьма удачны. Его политика клонилась к тому, чтобы постепенно соединить антиохийское княжество с Византией. После смерти первой своей жены, сестры короля Конрада III, Мануил женится на одной из антиохийских принцесс. Вытекавшие отсюда отношения должны были в конце концов привести Антиохию под власть Византии. Таким образом, как на юге, вследствие успехов Нуредина, так и на севере, вследствие притязаний византийского царя, христианским княжествам во второй половине XII столетия угрожал близкий конец.

Трудное положение христианского Востока не осталось неизвестным на Западе, и отношение византийского царя к христианам не могло не возбудить ненависти к нему со стороны западных европейцев. Против Византии все более и более раздавались враждебные голоса на Западе.

Война с Саладином

Новое направление делам на Востоке дал Саладин; при нем произошло соединение египетского халифата с багдадским. Саладин обладал всеми качествами, которые нужны были для того, чтобы осуществить идеальные задачи мусульманского мира и восстановить преобладание ислама. Характер Саладина выясняется из истории Третьего крестового похода, из его отношений к английскому королю Ричарду Львиное Сердце. Саладин напоминает черты рыцарского характера, а по своей политической сообразительности он стоял далеко выше своих врагов-европейцев. Не в первый раз во время Третьего крестового похода Саладин является врагом христиан. Он начал свою деятельность еще во время Второго крестового похода; он участвовал в войнах Зенги и Нуредина против христиан. После окончания Второго крестового похода он отправился в Египет, где приобрел большое значение и влияние на дела и скоро захватил в свои руки высшее управление в халифате, поддерживая в то же время связи и отношения с халифатом багдадским.

После смерти Нуредина его сыновья затеяли междоусобную борьбу. Саладин воспользовался этими раздорами, явился в Сирию с войсками и предъявил свои притязания на Алеппо и Мосул. Враг христиан, прославивший себя как завоеватель, Саладин соединил вместе с обширными владениями и грозными военными силами энергию, ум и глубокое понимание политических обстоятельств. Взоры всего мусульманского мира обратились на него; на нем покоились надежды мусульман, как на человека, который мог восстановить утерянное мусульманами политическое преобладание и возвратить отнятые христианами владения. Земли, завоеванные христианами, были одинаково священны как для египетских, так и для азиатских мусульман. Религиозная идея была столько же глубока и реальна на Востоке, сколько и на Западе. С другой стороны, и Саладин глубоко понимал, что возвращение этих земель мусульманам и восстановление сил ислама Малой Азии возвысит его авторитет в глазах всего мусульманского мира и даст прочное основание его династии в Египте.

Таким образом, когда Саладин захватил в свои руки Алеппо и Мосул в 1183 году, для христиан настал весьма важный момент, в который им приходилось разрешить весьма серьезные задачи. Но христианские князья были далеко ниже своей роли и своих задач. В то время, когда со всех сторон они были окружены враждебным элементом, они находились в самых неблагоприятных условиях для того, чтобы оказать сопротивление своим врагам: между отдельными княжествами не только не было солидарности, но они находились в крайней деморализации; нигде не было такого простора для интриг, честолюбия, убийств, как в восточных княжествах. Примером безнравственности может служить Иерусалимский патриарх Ираклий, который не только напоминал собой самых дурных римских пап, но во многом превосходил их: он открыто жил со своими любовницами и расточал на них все свои средства и доходы; но он был не хуже других; не лучше были князья, бароны, рыцари и духовные лица. Например, знатный тамплиер Роберт Сент-Олбанский, приняв ислам, перешел на службу Саладина и занял высокое положение в его войске. Полная распущенность нравов господствовала среди тех людей, на которых лежали весьма серьезные задачи в виду наступавшего грозного неприятеля. Бароны и рыцари, преследовавшие свои личные эгоистические интересы, не считали нисколько зазорным в самые важные моменты, во время битвы, оставлять ряды христианских войск и переходить на сторону мусульман. Это абсолютное непонимание событий было на руку такому дальновидному и умному политику, как Саладин, который вполне понял положение дел и оценил всю их важность.

Если среди рыцарей и баронов можно было ожидать измены и коварства, то и главные вожди, князья и короли, были не лучше их. В Иерусалиме правил Балдуин IV, человек, энергичный, отважный и мужественный, не раз принимавший личное участие в битвах с сарацинами. В силу невозможности излечения от проказы и ощущения таяния сил он вынужден был решать вопрос о наследнике престола в целях недопущения смуты в королевстве, грозившей наступить из-за споров о претендентах на корону. Балдуин IV намерен был короновать своего малолетнего племянника Балдуина V; при этом возник спор из-за опеки: спорили Гвидо Лузиньян, зять Балдуина V, и Раймунд, граф Триполи.

Представителем полного произвола служил Рено де Шатильон, который совершал разбойничьи набеги на торговые мусульманские караваны, шедшие из Египта; мало того, что своими набегами Райнальд возбуждал мусульман против христиан, но он наносил существенный вред самим христианским княжествам, которые жили этими караванами, и подрывал в самом корне торговлю Тира, Сидона, Аскалона, Антиохии и других приморских христианских городов.

Во время одной из подобных экскурсий, которые Райнальд совершал из своего замка, он ограбил караван, в котором находилась и сестра Саладина. Это обстоятельство и можно считать ближайшим мотивом, вызвавшим столкновение между мусульманским повелителем и христианскими князьями. Саладин и раньше указывал иерусалимскому королю на недостойные поступки Рено де Шатильон, но у короля не было средств, чтобы обуздать барона. Теперь, когда Саладину было нанесено оскорбление чести и родственного чувства, он, невзирая на перемирие, которое было заключено между ним и христианскими князьями, объявил христианам войну не на жизнь, а на смерть.

Война началась в 1187 году. Саладин решился наказать иерусалимского короля, как за проступки Рено де Шатильон, так и за его лишь видимую независимость. Войска Саладина выдвинулись из Алеппо и Моссула и были сравнительно с силами христиан весьма значительны. В Иерусалиме можно было набрать всего до 2 тысяч рыцарей и до 15 тысяч пехоты, но и эти незначительные силы не были местные, а составлялись из приезжих европейцев.

Хаттин

В поход на выручку Тивериады собралось две тысячи конных рыцарей, восемнадцать тысяч пехотинцев и несколько тысяч легких лучников — армия по тем масштабам немалая. Эйфория от возникшего вдруг единения была всеобщей. Магистр тамплиеров открыл королю Иерусалима казну, переданную английским королем на случай третьего крестового похода. Войско хорошо оснастили и отправили на стоянку в Галилею, к Сефорийскому источнику. Единственным, кто не приехал к войску, был патриарх Ираклий. Он сказался больным и лишь прислал Святой крест в сопровождении двух епископов.

Отказ Ираклия участвовать в походе никого не удивил. Патриарх Иерусалима слыл большим жизнелюбом. Как рассказывает хронист, патриарх содержал любовницу, имел от нее детей и эта любовница, одетая роскошно, как принцесса, в сопровождении свиты гуляла по улицам города. Так что отсутствие патриарха было встречено шутками по поводу того , что старый ревнивец не смеет оставить любовницу без присмотра. Нести крест было доверено тамплиерам.

3 июля, когда крестоносное войско уже подходило к Тивериаде, стало известно, что город пал. Держалась только его цитадель, где укрылась семья Раймонда Триполийского. Графиня Эшива мужественно держала оборону.

Перед последним переходом к Тивериаде бароны собрались на совет в шатре короля Ги.

Первым выступил Раймонд Триполийский.

— Я стою за то, что Тивериаду отбивать не следует, — сказал он. — Учтите, что мною движет не себялюбие — ведь я рискую более других: моя семья осаждена в цитадели и в любой момент может попасть в руки сарацин. Но если они захватят мою жену, моих людей и мое добро, я возвращу их себе обратно, когда смогу, и отстрою свой город, когда смогу. (Граф знал, что говорил: действительно, Саладин, захватив графиню Эшиву, отпустил ее с дорогими подарками.) Ибо я предпочитаю скорее видеть разрушенной Тивериаду, чем погибшей всю землю. До самой Тивериады нет источников, и местность открытая. Солнце будет печь неумолимо. Мы потеряем множество людей и коней. Следует ждать войско Салах ад-Дина здесь, у источников.

Бароны шумно поддержали Раймонда. Согласились с ним и госпитальеры. Только великий магистр тамплиеров хранил молчание. Король Ги, присоединившись к мнению большинства, приказал никуда далее не двигаться и укреплять лагерь на случай появления сарацин.

Но после ужина в шатер к королю пришел великий магистр ордена тамплиеров. Он объяснил Ги, что план Раймонда Триполийского — явное предательство. «Я вижу волчью шкуру» - злобствовал он. Раймонд метит на иерусалимский престол и дал такой совет, чтобы опозорить короля и лишить его возможной победы и славы. Никогда еще у иерусалимского короля не было столь огромного войска. Надо спешно идти к Тивериаде, напасть на сарацин и победить их. "Подите же и велите крикнуть войску, чтобы все вооружались и становились каждый по своим отрядам и следовали за знаменем Святого Креста». Тогда вся слава достанется королю.

Утром, к удивлению баронов, король вышел из шатра в белом плаще с красным крестом тамплиеров, в кольчуге, в шлеме и с мечом. Он приказал седлать коней и двигаться вперед. Бароны возроптали, но в походе король был командиром. Подействовала и твердая уверенность уже севших на коней храмовников. И войско начало вытягиваться по иссушенной долине. Христиане шли тремя отрядами: авангардом командовал граф Раймонд Триполийский, король Ги возглавлял центр, в котором находился Святой Крест, под охраной епископов Акрского и Лидского. Балиан Ибелинский командовал арьергардом, в который входили тамплиеры и госпитальеры. Численность христианского войска составляла порядка 1200 рыцарей, 4000 конных сержантов и туркополов и около 18000 пехоты

К полудню люди уже падали от тепловых ударов. Над долиной висела мелкая желтая пыль.

Вскоре арьергард армии начали беспокоить летучие отряды Салах ад-Дина. Барон Ибелин потерял много пехотинцев и даже рыцарей в этих коротких стычках.

Крестоносцы подошли к селению Манескальция, располагавшемуся в пяти километрах от Тивериады. Король обратился к Раймонду за советом. Граф предложил разбить палатки и встать лагерем. Насколько хорош был первый совет Раймонда, настолько же дурным оказался второй. Промедление только усилило истощение воинов, единственный источник, встретившийся здесь, был мал, и не удалось даже толком напоить коней. Многие современники придерживались мнения, что если бы крестоносцы атаковали с ходу, то имели хотя бы небольшие шансы на победу. Однако король последовал совету графа Триполийского, и христиане разбили лагерь.

Позиция латинской армии растянулась на два километра. На ее левом фланге были лесистые склоны, оканчивающиеся небольшим холмом, на котором стояла деревня Нимрин. На правом фланге находилась деревня Лубия, располагавшаяся на заросшем лесом холме. Впереди возвышались скалы, прозванные Рога Хаттина, с правой стороны которых, виднелось Галилейское озеро.

Армия сарацин заняла следующие позиции. Отряд Таки ал Дина расположился на плато между Нимрином и Рогами Хаттина, тем самым перекрыв дорогу к источнику в деревне Хаттин. Войска Саладина удерживали холмы вокруг Лубии, преградив путь к Галилейскому озеру. Отряд Гёкбёри находился внизу на равнине недалеко от арьергарда христиан. Предположительно, Саладин собрал под своими знаменами 12000 профессиональной кавалерии и 33000 менее эффективных войск.

На протяжении ночи обе армии были настолько близко расположены друг от друга, что их пикеты могли переговариваться между собой. Страдающие от жажды и деморализованные крестоносцы всю ночь слышали бой барабанов, звуки молитв и песен, доносившихся из стана врага.

Кроме того, Саладин приказал на протяжении всего предполагаемого пути латинской армии с подветренной стороны выложить сухой кустарник.

Когда стемнело, возле лагеря крестоносцев поймали нищую старуху. Кто-то крикнул, что это мусульманская колдунья, которая хочет навести порчу на крестоносцев. Тут же из взятых с собой дров разложили костер и сожгли старуху живьем. С ближайшего холма Салах ад-Дин наблюдал за рыцарским лагерем и никак не мог понять, зачем христианам понадобился такой большой костер. Крики старухи до Салах ад-Дина не долетали.

Утром 4 июля армия двинулась дальше, несмотря на то что перед выходом произошла стычка между Раймондом Триполийским и магистром тамплиеров. Раймонд требовал отступить, пока не поздно.

К полудню армии сошлись у деревни Лубия. Было еще жарче, чем накануне. Рыцарям казалось, что они испекаются заживо, и бились они вяло. Пехота отстала, тамплиеры гнали лучников вперед, словно стадо баранов. Прорвать строй сарацин не удалось.

Ги отыскал Раймонда Триполийского. Белый плащ старого воина был разорван копьем. Раймонд шатался от усталости. Ги спросил, что делать дальше. Он больше не верил великому магистру тамплиеров. Раймонд, ответил, что единственная надежда спастись - это отступать в расчете на то, что Салах ад-Дин не будет преследовать крестоносцев.

Ги приказал трубить отход.

Войско крестоносцев, отбиваясь от перешедших в наступление сарацин, отошло на большой отлогий холм, где стояла деревня Хаттин. Воды не было. Колодец в деревне опустошили до дна. Те, кому не досталось воды, сосали влажный песок. Враги стояли так близко, что слышны были их голоса.

С наступлением темноты солдаты начали перебегать в лагерь Салах ад-Дина. Глубокой ночью к Салах ад-Дину пришли пять триполийских рыцарей. Среди них были Балдуин де Фотина, Ральфус Бруктус и Людовик де Табариа. Не исключено, что они дезертировали с ведома графа Раймонда, на землях которого и шел этот бой. Рыцари рассказали Салах ад-Дину то, что оп знал и без них,— положение крестоносцев безнадежно, и состояние их духа столь низко, что достаточно небольшого толчка, чтобы плод упал с дерева. Известно, что Салах ад-Дин приказал напоить рыцарей и выделить им шатер. Он не питал зла к графу Триполийскому.

На рассвете первыми в лагере поднялись рыцари Рене Шатильонского. Они решили прорваться.

Но опоздали. Салах ад-Дин проснулся раньше. Его люди подожгли вереск, и едкий дым пополз по холму, скрывая суматоху в лагере. Холм был окружен сельджукскими всадниками. Волна рыцарей Рене натолкнулась на них и откатилась обратно, в дым и отчаяние гибели.

Саладин тотчас же послал свой центр и возможно левый фланг, под командой Гёкбёри в атаку. Тамплиеры контратаковали одновременно с авангардом графа Раймонда, направившим свой отряд против Таки ал Дина и правового фланга мусульман, заблокировавшего продвижение вперед. Во время этой схватки Саладин потерял одного из своих наиболее приближенных эмиров - молодого Мангураса, который сражался на правом фланге мусульманской армии. Мангурас углубившись в ряды неверных, вызвал на поединок христианского рыцаря, но был сброшен с лошади и обезглавлен.

Основной задачей Саладина по прежнему было не допустить христиан к воде - ни к роднику в Хаттине, ни к Галилейскому озеру. Поэтому он расположил войска следующим образом. Таки ал Дин прикрывал путь к деревне Хаттин, посредством удерживания позиций от подножья Рогов до Нимринского холма. Центр мусульманской армии располагался между подножием Рогов и Лубийским холмом, перекрывая главную дорогу к Тивериаде. Отряд Гёкбёри находился между Лубией и массивами Джабал Туран перекрывая путь отступления на запад к роднику в деревне Туран. Укрепление одного из флангов на холме было распространенной тактикой турко-мусульманской конной армии, тогда как расположение центра армии на холме было присуще пешей армии. Кроме того, Саладин опасался, что крестоносцы смогут прорваться к озеру, поэтому он дал прямое указание любой ценой остановить христиан в этом направлении.

Тем временем, Саладин готовил главную атаку мусульманской кавалерии. С целью отражения этой атаки король Ги Лузиньян приказал армии остановиться и поставить шатры, но из-за последовавшего замешательства было установлено всего три тента "рядом с горами" - недалеко к западу или юго-западу от Рогов. Дым от зажженного кустарника теперь сыграл свою роль, раздражая глаза крестоносцев и, усиливая и без того невыносимую жажду. Мусульманские части, все еще расположенные вокруг Рогов Хаттина, также страдали от этого дыма до тех пор, пока отряды Саладина и Таки ал Дина не разошлись в стороны.

В это время граф Раймонд Трипольский предпринял атаку в северном направлении, в результате которой сумел избежать разгрома, постигшего армию крестоносцев. Старый граф скакал впереди своего отряда. Вниз по склону холма и дальше по пыльной дороге отряд ушел к Триполи. Потом графа Раймонда упрекали в том, что он ночью вошел в соглашение с Салах ад-Дином. Не исключено. Кампания была проиграна, и Раймонд лучше, чем кто-либо другой, понимал это. Во всяком случае, одно обстоятельство очевидно - Таки ал Дин не пытался остановить Раймонда, наоборот, он приказал своим легковооруженным солдатам пропустить крестоносцев. Если бы, Таки ал Дин выдвинул своих людей на Нимринский холм, пропуская кавалерию графа Раймонда, то он бы совершенно открыл проход между его войсками и отрядом Саладина, располагавшегося к югу от Рогов Хаттина, в который могла хлынуть христианская пехота, поэтому его воины просто разошлись в стороны, а затем быстро вернулись на свои позиции, тем самым практически исключив возможность нанесения удара с тыла прорвавшимися рыцарями, так как последним пришлось бы атаковать с узкой и отвесной тропы.

На холме Хаттин тем временем кипел бой. Центр боя находился в районе королевского шатра и Святого креста, который сторожили иоанниты и служки епископов. Пехота была отрезана от рыцарей, и напрасно король Ги слал гонцов с требованием, чтобы пехотинцы спешили на выручку Святому кресту. Мораль войска была настолько подавлена, что крестоносцы, несмотря на приказ короля и увещевания епископа, ответили: "Мы не пойдем вниз и не будем сражаться, потому что мы умираем от жажды". Оказавшиеся незащищенными лошади рыцарей были перебиты сарацинскими лучниками, и уже большая часть рыцарей сражалась в пешем строю.

Дважды сарацинская кавалерия атаковала склоны, прежде чем сумела захватить седловину между Рогами. Молодой Ал Афдаль, находившийся рядом с отцом воскликнул: "Мы победили их!", но Саладин повернулся к нему и сказал: "Тише! Мы разобьем их тогда, когда этот шатер упадет". В этот момент мусульманская конница пробила себе путь к южному холму, и кто-то подрезал веревки королевского шатра. Это, как и предсказывал Саладин, обозначило конец битвы. Измученные крестоносцы падали на землю и сдавались без дальнейшего сопротивления. Затем наступила очередь короля.

День еще не успел разгореться, как христианская армия перестала существовать. Арабский историк говорит, что у мусульман не хватило веревок, чтобы связать всех пленных. Их было так много, что цены на рабов резко упали; одного из рыцарей хозяин обменял на пару сапог. Все пленные туркополы, как изменники веры, были казнены прямо на поле сражения.

Епископы погибли. Святой крест был захвачен, и дальнейшая его судьба неизвестна. Правда, через несколько лет в Акке объявился рыцарь, который утверждал, что закопал крест на том холме. Была снаряжена целая экспедиция. Копали три дня, но креста не нашли.

Среди рыцарей, попавших в плен были король Ги де Лузиньян, его брат Джефри де Лузиньян, коннетабль Амори де Лузиньян, маркграф Монферратский, Рене Шатильонский, Онфруа де Торон, магистр ордена тамплиеров, магистр ордена госпитальеров, епископ Лидский и много баронов. Фактически вся знать Королевства Иерусалимского, за исключением графа Раймонда, Балиана Ибелинского и Жослена де Куртене (брата Агнессы де Куртене и дяди Сибиллы Иерусалимской), попали в руки Саладина.

Покрытых пылью, осунувшихся пленников привели в шатер к Салах ад-Дину. Очевидно, ощущая великодушие после великолепной победы, султан предложил чашу с холодным шербетом Ги де Лузиньяну. Король, испив из чаши, передал ее графу Рене Шатильонскому, которого Саладин поклялся убить. Дело в том, что по арабскому обычаю, пленнику получившему из рук победителя еду или воду, в дальнейшем не может быть причинен вред. Увидев, что Рене пьет шербет, Салах ад-Дин заявил: "Этот преступник получил воду без моего согласия, и мое гостеприимство не распространяется на него". Рене вздрогнул, но скрыл страх и передал чашу магистру тамплиеров.

Салах ад-Дин обнажил саблю. Затем произнес:

— Я подарю тебе жизнь, если ты раскаешься и примешь ислам.

Рене зная, что его рок близок, ответил султану с надменной смелостью. Салах ад-Дин ударил его саблей.

Рене упал. Подбежали стражи и отрубили ему голову. После того как граф был убит, Саладин опустил палец в кровь врага и провел им по своему лицу в знак того, что его месть окончена. Потом голову Рене возили по городам султаната.

После этого Салах ад-Дин велел отвести всех пленников в тюрьму. Им предстояло там находиться до тех пор, пока за них не будет заплачен выкуп.

Исключение были сделано только для тамплиеров и иоаннитов. Их было более двухсот. Всем захваченным тамплиерам и госпитальерам был предложен выбор: или принять ислам или умереть. Обращение в веру под страхом смерти противоречит мусульманским законам. Но Салах ад-Дин сказал, что рыцари-монахи так же ужасны, как ассасины. Только это христианские ассасины — убийцы без чести, которым не следует жить на Земле. У Салах ад-Дина были свои счеты с ассасинами: на него несколько раз устраивались покушения. И все тамплиеры и иоанниты были казнены. Лишь несколько рыцарей приняли ислам, одним из них был тамплиер из Испании, который в 1229 г. командовал гарнизоном Дамаска.

Остальные рыцари были отпущены за выкуп. Крестоносцев незнатного происхождения продали в рабство.

Около 3000 человек из армии христиан бежало с поля битвы, они смогли укрыться в ближайших замках и укрепленных городах.

Некоторое время спустя Саладин воздвигнул монумент "Qubbat al Nasr" на южном холме. До наших дней сохранилась только небольшая часть фундамента.

Тивериадская битва (или битва при Хаттине) прозвучала похоронным звоном для латинских государств на Ближнем Востоке. Проигранная ставка на генеральное сражение привела к тому, что в городах побережья не оказалось гарнизонов, не было рыцарей и баронов, которые могли бы возглавить оборону. Могучие крепостные стены были скорлупой пустых орехов. А так как население приморских городов (в отличие от Иерусалима, в котором жило несколько десятков тысяч христиан) было в основном мусульманским, то переход власти к наместникам Салах ад-Дина ничем не грозил ремесленникам и торговцам Яффы, Бейрута, Иерихона, Кесарии и других городов.

В течение нескольких недель отряды мусульман подавили сопротивление городов, К осени в руках крестоносцев остались лишь Иерусалим, Тир, Аскалон и Триполи. Легкость, с которой рушился крестоносный мир, была ошеломляющей. Беглецы из городов — семьи рыцарей, священники, купцы не могли пробиться к Иерусалиму. С августа Иерусалим был отрезан от побережья и блокирован.

Со дня на день должен был пасть Тир — уже шли переговоры о его сдаче. Но неожиданно для Салах ад-Дина и для отчаявшихся защитников города в море появились паруса: во главе небольшой эскадры с сотней византийских лучников и несколькими рыцарями, прорвав блокаду, в Тир прибыл Конрад Монферратский. Старший брат Конрада, Вильгельм, был первым мужем королевы Сибиллы. По знатности Монферра не уступали никому в латинских государствах.

Появление Конрада изменило положение дел в Тире. Конрад быстро наладил оборону. Штурм, который предприняли сарацины, провалился. Известие о том, что Тир держится и что Салах ад-Дин бессилен победить Конрада Монферратского, распространялось по Святой земле, вселяя надежду в поредевшие ряды крестоносцев. Отказался сдаться Триполи, хотя вернувшийся туда усталый и разочарованный Раймонд Триполийский был при смерти. Обороной руководила прибывшая из Тивериады жена графа. Балиан Ибелинский также отступил к Тиру с небольшим отрядом.

При Хаттине христианам было нанесено поражение, от которого они уже не смогли оправиться, и именно эта победа Саладина привела в дальнейшем к гибели государств крестоносцев в Святой Земле.

Завладев этим пунктами (Бейрут, Сидон, Яффа, Аскалон), Саладин отрезал христиан от сообщения с западной Европой и смог без препятствий завладеть и внутренними пунктами. Отнимая приморские города, Саладин уничтожил везде христианские гарнизоны и заменял их мусульманскими. В руках христиан остались еще кроме Иерусалима Антиохия, Триполи и Тир.

В сентябре 1187 года Саладин подступил к Иерусалиму. Горожане думали сопротивляться, поэтому отвечали уклончиво на предложение Саладина сдать город под условием дарования осажденным свободы. Но когда началась тесная осада города, христиане, лишенные организующих сил, увидели всю невозможность сопротивления и обратились к Саладину с мирными переговорами. Саладин соглашался за выкуп даровать им свободу и жизнь, причем мужчины платили по 10 золотых монет, женщины — по 5, дети — по 2. Иерусалим был взят Саладином 2 октября.

После взятия Иерусалима он не мог больше встретить препятствий к завоеванию остальных христианских земель. Тир удержался благодаря лишь тому, что его защищал прибывший из Константинополя граф Конрад из дома Монферратских герцогов, отличавшийся умом и энергией.

Подготовка к походу

Весть о том, что совершилось на Востоке, получена была в Европе не сразу, и движение началось на Западе не раньше 1188 года. Первые известия о событиях в Святой земле пришли в Италию. Для римского папы в то время не оставалось возможности колебаться. Вся церковная политика в XII столетии оказалась ложною, все средства, употребленные христианами для удержания Святой земли, были напрасны. Необходимо было поддержать и честь церкви, и дух всего западного христианства. Невзирая ни на какие затруднения и препятствия, папа принял под свое покровительство идею поднятия Третьего крестового похода.

В ближайшее время было составлено несколько определений, имевших целью распространить мысль о крестовом походе по всем западным государствам. Кардиналы, пораженные событиями на Востоке, дали папе слово принять участие в поднятии похода и проповедуя его пройти босыми ногами по Германии, Франции и Англии. Папа же решился употребить все церковные средства к тому, чтобы облегчить участие в походе по возможности всем сословиям. Для этого было сделано распоряжение о прекращении внутренних войн, рыцарям облегчена была продажа ленов, отсрочено взыскание долгов, объявлено, что всякое содействие освобождению христианского Востока будет сопровождаться отпущением грехов.

Известно, что Третий поход осуществился при обстоятельствах более благоприятных, чем первые два. В нем принимали участие три коронованные особы — император германский Фридрих I Барбаросса, французский король Филипп II Август и английский — Ричард Львиное Сердце. Не было в походе только общей руководящей идеи. Движение крестоносцев в Святую землю направлялось разными путями, да и самые цели вождей, участвовавших в походе, были далеко не одинаковы.

Вследствие этого история Третьего похода распадается на отдельные эпизоды: движение англо-французское, движение германское и осада Акры.

Существенный вопрос, долго препятствовавший французскому и английскому королям прийти к соглашению насчет похода, зависел от взаимных отношений Франции и Англии в XII столетии. Дело в том, что на английском престоле сидели Плантагенеты, графы Анжу и Мэна, получившие английский престол вследствие брака одного из них на наследнице Вильгельма Завоевателя. Всякий английский король, оставаясь в то же время графом Анжу и Мэна, герцогом Аквитании и присоединенной сюда еще Гиени, должен был давать французскому королю ленную присягу на эти земли. Ко времени Третьего похода английским королем был Генрих II Плантагенет, а французским — Филипп II Август. Оба короля находили возможность вредить один другому благодаря тому обстоятельству, что земли их во Франции были смежны. У английского короля правителями его французских областей были два его сына Иоанн и Ричард. Филипп заключил с ними союз, вооружил их против отца и не раз ставил Генриха Английского в весьма затруднительное положение. За Ричарда была сосватана сестра французского короля Алиса, которая жила тогда в Англии. Разнесся слух, что Генрих II вступил в связь с невестой своего сына; понятно, что подобного рода слух должен был оказывать влияние на расположение Ричарда к Генриху II. Французский король воспользовался этим обстоятельством и начал раздувать вражду между сыном и отцом. Он подстрекал Ричарда, и последний изменил своему отцу, дав ленную присягу французскому королю; этот факт способствовал только большему развитию вражды между французским и английским королями.

Было еще одно обстоятельство, препятствовавшее обоим королям подать возможно скорую помощь восточным христианам. Французский король, желая запастись значительными денежными средствами для предстоящего похода, объявил в своем государстве особый налог под именем «Саладиновой десятины». Этот налог распространялся на владения самого короля, светских князей и даже на духовенство; никто, в виду важности предприятия, не освобождался от платы «Саладиновой десятины». Наложение десятины на церковь, которая никогда не платила никаких налогов, а сама еще пользовалась сбором десятины, возбудило недовольство среди духовенства, которое и начало ставить преграду этой мере и затруднять королевских чиновников в сборе «Саладиновой десятины». Но тем не менее эта мера была довольно успешно проведена как во Франции, так и в Англии и дала много средств для Третьего крестового похода.

Между тем, во время сборов, нарушаемых войной и внутренними восстаниями, умер английский король Генрих II (1189 год), и наследство английской короны перешло в руки Ричарда, друга французского короля. Теперь оба короля могли смело и дружно приступить к осуществлению идей Третьего крестового похода.
Источник:википедия.

За Францию и Россию!!!!